И в этот раз молчанье .

И снова тишина .

Никчёмные старанья

Увы , не для меня .



Не для меня молитвы ,

Не для меня любовь .

Лишь горя - счастья битвы

Кромсают вновь и вновь .



Война страшнее мира ,

А мир страшней войны .

Не будет завтра пира ,

Не будет и чумы .



И только ход часов

О бытие напомнит ,

Средь сотен голосов

Мне твой однажды дрогнет .

(С)

в нескольких эпизодах

с диалогом и хором детей



Е.Евтушенко



1



Со мной с утра не расставался Дождь.

- О, отвяжись! - я говорила грубо.

Он отступал, но преданно и грустно

вновь шел за мной, как маленькая дочь.



Дождь, как крыло, прирос к моей спине.

Его корила я:

- Стыдись, негодник!

К тебе в слезах взывает огородник!

Иди к цветам!

Что ты нашел во мне?



Меж тем вокруг стоял суровый зной.

Дождь был со мной, забыв про все на свете.

Вокруг меня приплясывали дети,

как около машины поливной.



Я, с хитростью в душе, вошла в кафе.

Я спряталась за стол, укрытый нишей.

Дождь за окном пристроился, как нищий,

и сквозь стекло желал пройти ко мне.



Я вышла. И была моя щека

наказана пощечиною влаги,

но тут же Дождь, в печали и отваге,

омыл мне губы запахом щенка.



Я думаю, что вид мой стал смешон.

Сырым платком я шею обвязала.

Дождь на моем плече, как обезьяна, сидел.

И город этим был смущен.



Обрадованный слабостью моей,

он детским пальцем щекотал мне ухо.

Сгущалась засуха. Все было сухо.

И только я промокла до костей.



2



Но я была в тот дом приглашена,

где строго ждали моего привета,

где над янтарным озером паркета

всходила люстры чистая луна.



Я думала: что делать мне с Дождем?

Ведь он со мной расстаться не захочет.

Он наследит там. Он ковры замочит.

Да с ним меня вообще не пустят в дом.



Я строго объяснила: - Доброта

во мне сильна, но все ж не безгранична.

Тебе ходить со мною неприлично.-

Дождь на меня смотрел, как сирота.



- Ну, черт с тобой,- решила я,- иди!

Какой любовью на меня ты пролит?

Ах, этот странный климат, будь он проклят!-

Прощенный Дождь запрыгал впереди.



3



Хозяин дома оказал мне честь,

которой я не стоила. Однако,

промокшая всей шкурой, как ондатра,

я у дверей звонила ровно в шесть.



Дождь, притаившись за моей спиной,

дышал в затылок жалко и щекотно.

Шаги - глазок - молчание - щеколда.

Я извинилась:- Этот Дождь со мной.



Позвольте, он побудет на крыльце?

Он слишком влажный, слишком удлиненный

для комнат.

- Вот как? - молвил удивленный

хозяин, изменившийся в лице.



4



Признаться, я любила этот дом.

В нем свой балет всегда вершила легкость.

О, здесь углы не ушибают локоть,

здесь палец не порежется ножом.



Любила все: как медленно хрустят

шелка хозяйки, затененной шарфом,

и, более всего, плененный шкафом -

мою царевну спящую - хрусталь.



Тот, в семь румянцев розовевший спектр,

в гробу стеклянном, мертвый и прелестный.

Но я очнулась. Ритуал приветствий,

как опера, станцован был и спет.



5



Хозяйка дома, честно говоря,

меня бы не любила непременно,

но робость поступить несовременно

чуть-чуть мешала ей, что было зря.



- Как поживаете? (О блеск грозы,

смиренный в тонком горлышке гордячки!)

- Благодарю,- сказала я,- в горячке

я провалялась, как свинья в грязи.



(Со мной творилось что-то в этот раз.

Ведь я хотела, поклонившись слабо, сказать:

- Живу хоть суетно, но славно,

тем более, что снова вижу вас.)



Она произнесла:

- Я вас браню.

Помилуйте, такая одаренность!

Сквозь дождь! И расстоянья отдаленность!-

Вскричали все:

- К огню ее, к огню!



- Когда-нибудь, во времени другом,

на площади, средь музыки и брани,

мы б свидеться могли при барабане,

вскричали б вы:

- В огонь ее, в огонь!



За все! За дождь! За после! За тогда!

За чернокнижье двух зрачков чернейших,

за звуки, с губ, как косточки черешни,

летящие без всякого труда!



Привет тебе! Нацель в меня прыжок.

Огонь, мой брат, мой пес многоязыкий!

Лижи мне руки в нежности великой!

Ты - тоже Дождь! Как влажен твой ожог!



- Ваш несколько причудлив монолог,-

проговорил хозяин уязвленный.-

Но, впрочем, слава поросли зеленой!

Есть прелесть в поколенье молодом.



- Не слушайте меня! Ведь я в бреду!-

просила я.- Все это Дождь наделал.

Он целый день меня казнил, как демон.

Да, это Дождь вовлек меня в беду.



И вдруг я увидала - там, в окне,

мой верный Дождь один стоял и плакал.

В моих глазах двумя слезами плавал

лишь след его, оставшийся во мне.



6



Одна из гостий, протянув бокал,

туманная, как голубь над карнизом,

спросила с неприязнью и капризом:

- Скажите, правда, что ваш муж богат?



- Богат ли он? Не знаю. Не вполне.

Но он богат. Ему легка работа.

Хотите знать один секрет? - Есть что-то

неизлечимо нищее во мне.



Его я научила колдовству -

во мне была такая откровенность -

он разом обратит любую ценность

в круг на воде, в зверька или траву.



Я докажу вам! Дайте мне кольцо.

Спасем звезду из тесноты колечка!-

Она кольца мне не дала, конечно,

в недоуменье отстранив лицо.



- И, знаете, еще одна деталь -

меня влечет подохнуть под забором.

(Язык мой так и воспалялся вздором.

О, это Дождь твердил мне свой диктант.)



7



Все, Дождь, тебе припомнится потом!

Другая гостья, голосом глубоким,

осведомилась:

- Одаренных богом

кто одаряет? И каким путем?



Как погремушкой, мной гремел озноб:

- Приходит бог, преласков и превесел,

немножко старомоден, как профессор,

и милостью ваш осеняет лоб.



А далее - летите вверх и вниз,

в кровь разбивая локти и коленки

о снег, о воздух, об углы Кваренги,

о простыни гостиниц и больниц.



Василия Блаженного, в зубцах,

тот острый купол помните?

Представьте -

всей кожей об него!

- Да вы присядьте! -

она меня одернула в сердцах.



8



Тем временем, для радости гостей,

творилось что-то новое, родное:

в гостиную впускали кружевное,

серебряное облако детей.



Хозяюшка, прости меня, я зла!

Я все лгала, я поступала дурно!

В тебе, как на губах у стеклодува,

явился выдох чистого стекла.



Душой твоей насыщенный сосуд,

дитя твое, отлитое так нежно!

Как точен контур, обводящий нечто!

О том не знала я, не обессудь.



Хозяюшка, звериный гений твой

в отчаянье вселенном и всенощном

над детищем твоим, о, над сыночком

великой поникает головой.



Дождь мои губы звал к ее руке.

Я плакала:

- Прости меня! Прости же!

Глаза твои премудры и пречисты!



9



Тут хор детей возник невдалеке:

- Ах, так сложилось время -

смешинка нам важна!

У одного еврея -

xе-xе! - была жена.



Его жена корпела

над тягостным трудом,

чтоб выросла копейка

величиною с дом.



О, капелька металла,

созревшая, как плод!

Ты солнышком вставала,

украсив небосвод.



Все это только шутка,

наш номер, наш привет.

Нас весело и жутко

растит двадцатый век.



Мы маленькие дети,

но мы растем во сне,

как маленькие деньги,

окрепшие в казне.



В лопатках - холод милый

и острия двух крыл.

Нам кожу алюминий,

как изморозь, покрыл.



Чтоб было жить не скучно,

нас трогает порой

искусствочко, искусство,

ребеночек чужой.



Дождливость есть оплошность

пустых небес. Ура!

О пошлость, ты не подлость,

ты лишь уют ума.



От боли и от гнева

ты нас спасешь потом.

Целуем, королева,

твой бархатный подол!



10



Лень, как болезнь, во мне смыкала круг.

Мое плечо вело чужую руку.

Я, как птенца, в ладони грела рюмку.

Попискивал ее открытый клюв.



Хозяюшка, вы ощущали грусть,

над мальчиком, заснувшим спозаранку,

в уста его, в ту алчущую ранку,

отравленную проливая грудь?



Вдруг в нем, как в перламутровом яйце,

спала пружина музыки согбенной?

Как радуга - в бутоне краски белой?

Как тайный мускул красоты - в лице?



Как в Сашеньке - непробужденный Блок?

Медведица, вы для какой забавы

в детеныше влюбленными зубами

выщелкивали бога, словно блох?



11



Хозяйка налила мне коньяка:

- Вас лихорадит. Грейтесь у камина.-

Прощай, мой Дождь!

Как весело, как мило

принять мороз на кончик языка!



Как крепко пахнет розой от вина!

Вино, лишь ты ни в чем не виновато.

Во мне расщеплен атом винограда,

во мне горит двух разных роз война.



Вино мое, я твой заблудший князь,

привязанный к двум деревам склоненным.

Разъединяй! Не бойся же! Со звоном

меня со мной пусть разлучает казнь!



Я делаюсь все больше, все добрей!

Смотрите - я уже добра, как клоун,

вам в ноги опрокинутый поклоном!

Уж тесно мне средь окон и дверей!



О господи, какая доброта!

Скорей! Жалеть до слез! Пасть на колени!

Я вас люблю! Застенчивость калеки

бледнит мне щеки и кривит уста.



Что сделать мне для вас хотя бы раз?

Обидьте! Не жалейте, обижая!

Вот кожа моя - голая, большая:

как холст для красок, чист простор для ран!



Я вас люблю без меры и стыда!

Как небеса, круглы мои объятья.

Мы из одной купели. Все мы братья.

Мой мальчик, Дождь! Скорей иди сюда!



12



Прошел по спинам быстрый холодок.

В тиши раздался страшный крик хозяйки.

И ржавые, оранжевые знаки

вдруг выплыли на белый потолок.



И - хлынул Дождь! Его ловили в таз.

В него впивались веники и щетки.

Он вырывался. Он летел на щеки,

прозрачной слепотой вставал у глаз.



Отплясывал нечаянный канкан.

Звенел, играя с хрусталем воскресшим.

Дом над Дождем уж замыкал свой скрежет,

как мышцы обрывающий капкан.



Дождь с выраженьем ласки и тоски,

паркет марая, полз ко мне на брюхе.

В него мужчины, поднимая брюки,

примерившись, вбивали каблуки.



Его скрутили тряпкой половой

и выжимали, брезгуя, в уборной.

Гортанью, вдруг охрипшей и убогой,

кричала я:

-Не трогайте! Он мой!





nОн был живой, как зверь или дитя.

О, вашим детям жить в беде и муке!

Слепые, тайн не знающие руки

зачем вы окунули в кровь Дождя?



Хозяин дома прошептал:

- Учти,

еще ответишь ты за эту встречу!-

Я засмеялась:

- Знаю, что отвечу.

Вы безобразны. Дайте мне пройти.



13



Пугал прохожих вид моей беды.

Я говорила:

- Ничего. Оставьте.

Пройдет и это.-

На сухом асфальте

я целовала пятнышко воды.



Земли перекалялась нагота,

и горизонт вкруг города был розов.

Повергнутое в страх Бюро прогнозов

осадков не сулило никогда.

1962



Белла Ахмадулина

Нет, нет, не должен я, не смею, не могу

Волнениям любви безумно предаваться;

Спокойствие мое я строго берегу

И сердцу не даю пылать и забываться;

Нет, полно мне любить; но почему ж порой

Не погружуся я в минутное мечтанье,

Когда нечаянно пройдет передо мной

Младое, чистое, небесное созданье,

Пройдет и скроется?.. Ужель не можно мне,

Любуясь девою в печальном сладострастье,

Глазами следовать за ней и в тишине

Благословлять ее на радость и на счастье,

И сердцем ей желать все блага жизни сей,

Веселый мир души, беспечные досуги,

Всё - даже счастие того, кто избран ей,

Кто милой деве даст название супруги.



А.Пушкин

В крови горит огонь желанья,

Душа тобой уязвлена,

Лобзай меня: твои лобзанья

Мне слаще мирра и вина.

Склонись ко мне главою нежной,

И да почию безмятежный,

Пока дохнет веселый день

И двигнется ночная тень.



А. Пушкин

А.С. Пушкин

К.Батюшков

Улия шла по краешку своего района, желтые светляки высотных зданий гасли один за другим, потом снова загорались, приглашая поиграть. Почуяв ее приближение, торопливо подмигивали фонари; Шаплюск, ожидавший на углу большой и малой улиц, задрожал, будто от ветра, и погас на целую секунду.

- Ждал? - она положила руку на холодный бок.

Шаплюск был уязвимее прочих. Его мучили тоска и неясные предчувствия, он торопился излить их Улии, а она выслушивала и никогда не объясняла ему, что его страх перед будущим складывается из колебаний напряжения в сети, невидимого поля вокруг танцующих проводов и силы сырого ветра.

- Все будет хорошо, - она обняла бетонный ствол, прижалась щекой, ощутила на мгновение маету и беспокойство Шаплюска - и приходящее на смену доверие. Улия погладила полусмытое дождями объявление "Сниму ква...", Шаплюск мигнул едва заметно, попросил приходить к нему почаще, Улия пообещала и двинулась дальше, вдоль строя чахлых лип, вдоль большой улицы, здоровой и упругой, с чистым влажным асфальтом, с маяками рекламных щитов на автобусных остановках.



М.и С.Дяченко

В оконной раме, словно в рамке для картин

Её лицо, увидев, не могу пройти.

Беззвучно говорю ей что-то сквозь стекло

О том, что всем понято и без слов.



Пойдём со мной, я покажу тебе рассвет,

Пойдем со мной, мы будем вместе много лет,

И облака нас унесут в мою страну,

Которую я в песне сочинил.



Пойдём туда, где лунный свет прольётся вновь

И дождь серебряный сумеет нам помочь,

Где вспыхнувший рассвет окрасит в золотистый цвет

Твои глаза и волосы твои ...



О.ГАЗМАНОВ

по утрам

Бог включает свою большую лампу

чтобы высветить

даже темные уголки всякой души

чтобы выскоблить грязь со всех сторон:



вот душа как начищенный таз

вот душа - зеркало вместо глаз

но вот появляется еще одна

словно труба где вместо дна

лишь темнота и листьями ветер шуршит

иногда оттуда прилетает бабочка

на крыльях ее - луна

может это душа поэта

а может просто весна



тогда Бог выключает лампу

становится похожим на камень и на цветок

на бабочку порхающую над нами

на все, что случается с нами

на то он и Бог



Д.Григорьев

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра